Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум.
Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум.
Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум.
Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой ум.
Прежде чем сильно чего-то пожелать, следует осведомиться, очень ли счастлив нынешний обладатель желаемого.
Прежде чем сильно чего-то пожелать, следует осведомиться, очень ли счастлив нынешний обладатель желаемого.
Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.
Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.
Как мы можем требовать, чтобы кто-то сохранил нашу тайну, если мы сами не можем её сохранить?
Как мы можем требовать, чтобы кто-то сохранил нашу тайну, если мы сами не можем её сохранить?
К старости недостатки ума становятся все заметнее, как и недостатки внешности.
К старости недостатки ума становятся все заметнее, как и недостатки внешности.
Ветер задувает свечу, но раздувает костёр.
Ветер задувает свечу, но раздувает костёр.
Иной раз прекрасные творения более привлекательны, когда они несовершенны, чем когда слишком закончены.
Иной раз прекрасные творения более привлекательны, когда они несовершенны, чем когда слишком закончены.
Если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу.
Если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу.
Старики потому так любят давать хорошие советы, что они уже не могут подавать дурные примеры.
Старики потому так любят давать хорошие советы, что они уже не могут подавать дурные примеры.
Ум у большинства женщин служит не столько для укрепления их благоразумия, сколько для оправдания их безрассудств.
Ум у большинства женщин служит не столько для укрепления их благоразумия, сколько для оправдания их безрассудств.