В моей душе восходит солнце, Гоня невзгодную зиму. В экстазе идолопоклонца Молюсь таланту своему.
Не пой толпе! Ни для кого не пой! Для песни пой, не размышляя — кстати ль!.. Пусть песнь твоя — мгновенья звук пустой, — Поверь, найдется почитатель.
Простишь ли ты мои упреки, Мои обидные слова? Любовью дышат эти строки, И снова ты во всем права!
Не от тоски, не для забавы Моя любовь полна огня: Ты для меня дороже славы! Ты — все на свете для меня!
Есть женщина на берегу залива. Ее душа открыта для стиха. Она ко всем знакомым справедлива И оттого со многими суха.
В ее глазах свинцовость штормовая И аметистовый закатный штиль. Она глядит, глазами омывая Порок в тебе, — и ты пред ней ковыль…
Я — соловей: я без тенденций И без особой глубины… Но будь то старцы иль младенцы, — Поймут меня, певца весны.
Я — соловей, я — сероптичка, Но песня радужна моя. Есть у меня одна привычка: Влечь всех в нездешние края.
Ни меня не любили они, ни любви моей к ним, Ни поющих стихов, им написанных в самозабвенье, Потому что, расставшись со мной, не окончили дни, Жить остались они и в других обрели утешенье…
О, никем никогда вечно любящий незаменим: Не утратила смысла старинная верность «до гроба»… Ни меня не любили они, ни стихов моих к ним. Ни боязни разлук… Но и я не любил их, должно быть!
