Мне — тридцать два, ей — восемнадцать… Как подумаешь, тошно становится. Мне — всего тридцать два, а ей уже восемнадцать… Так уже лучше.

— С возрастом верить всё труднее, — ответил я. — Примерно как жевать стертыми зубами. Мои зубы не стали циничнее или малодушнее. Они просто стерлись.

В таком возрасте всё, что видишь, чувствуешь и мыслишь, в конечном итоге, подобно бумерангу, возвращается к тебе же.

Зря говорят, что с годами становишься мудрее. Как заметил какой-то русский писатель, это только характер может меняться с возрастом; ограниченность же человека не меняется до самой смерти… Иногда эти русские говорят очень дельные вещи. Не оттого ли, что зимой вообще лучше думается?

Чем старше человек, тем больше в его жизни того, чего уже не исправить.

Кидзуки по-прежнему семнадцать. Наоко по-прежнему двадцать один. Навсегда.